ствол. Он стоял теперь спиной к реке, и – надо же! – он опять почувствовал чей-то взгляд в спину. Но там, откуда исходил взгляд, быть никого не могло, поскольку на другой стороне реки высилась отвесная скала каньона.

Димичел заставил себя оглянуться, и он увидел: на скальной поверхности, среди трещин и отполированных солнцем, дождями и ветром гранитных сколов отчетливо проявились глаза! Никакой морды зверя видно не было – только напряженные глаза со сросшимися на переносице густыми бровями. Непонятно, чьи – человека, зверя? Или совершенно неведомого существа?

На какое-то мгновение Димичелу показалось, что смотрит женщина, которая, он почему-то был уверен, боится за него, Димичела, и словно предостерегает его от опасности. Он быстро прыгнул в оморочку, оставив на косе карабин, спиннинг и сумку с пойманной рыбой, и вернулся в лагерь. Минигул, которому он рассказал о своем странном видении, долго помешивал поварешкой в котле, где тихо побулькивала, доходя до нужной кондиции, уха из хариуса.

Она, сказал Минигул.

Кто она?

Матерь Природа.

Димичел усмехнулся про себя и ничего не ответил пилоту. Местные – как дети, так и взрослые – давно уже пили коровье молоко, ходили в церковь, а сам пилот отслужил в десантных войсках и окончил вертолетное училище. Но Димичел всегда подозревал, что и в деревне – на пологом склоне мыса Убиенного, да и в недалеком городке, живут и молятся своим сэвэнам внуки того самого шамана, который не терпел конкуренции.

Катрин тоже была суеверна.

Вылететь с моста, чтобы наконец встретиться со своим богом… Он никогда не забывал их первой встречи в летящем на огромной скорости автомобиле. Дух и материю Катрин считала двумя самостоятельными и независимыми началами. Может, она была знакома с философией дуализма?

Когда раздался звук «пиу!» и Димичел оглянулся по сторонам, ему показалось, что не один, а сотни взглядов были устремлены на отца с сыном.

Впрочем, ведь так оно и было.

Кроны деревьев и кустов зашевелились, словно от дуновения легкого ветерка, и в причудливом занавесе, который всегда вывешивает природа людям, скрывая то, что на самом деле происходит на сцене, появились полулица-полумаски. Не люди и не звери, а какие-то гномы. Они перемигивались и перешептывались, а зеленый, сплетенный из пряжи травы, веток и листьев занавес пошел волнами.

Димичел вспомнил, как в одном из авангардных спектаклей прославленного режиссера-мастера он уже видел подобный занавес. Он был устроен особенным образам: в финале пьесы все ее действующие лица появлялись в ткани огромных кулис, сотканной из толстой пряжи. Просто из каких-то веревок толщиною в палец был связан тот занавес с махристыми краями отверстий на разной высоте от пола до потолка, и в них, отверстиях, появлялись лица героев. Примитивный вопрос мучил тогда Димичела: какие нужно выстроить подмостки и лестницы, чтобы главные герой и героиня оказались в занавесе под самым потолком?

А кто же были они, гномы, возникшие в занавесе тайги на исходе дня, когда Иван отрубил голову рыбе и раздался странный звук «пиу»?!

Димичел незаметно столкнул отрубленную голову тайменя в воду и сказал Ивану, желающему непременно опять войти в реку, что им нужно успеть до темноты приготовить ужин, то есть пожарить тайменя. С явной неохотой сын возвращался к костру, у которого хлопотала Катрин. Димичел говорил Ивану, что разбудит его ночью на особую рыбалку – на мыша, то есть на блесну-приманку, сделанную в виде мышки.

Таймень охотится не только на рыб – он нападает и на мышь, плывущую от одного берега к другому, и на утку, садящуюся в заводь, он настоящий хищник – большой таймень, и сегодня ночью мы его поймаем. Объяснял Димичел.

Катрин нахмурилась, принимая из рук Ивана рыбу.

Совсем детеныш, сказала она, почему вы его не выпустили?

Димичел поморщился. Зачем ты убил свою овчарку, почему вы не выпустили таймешонка… Сколько христианского сострадания! А на вопрос, почему ты живешь с двумя мужчинами, ответа нет. На ум приходит строгая завучиха, которая порицает мальчишек за то, что они дергают девчонок за косички, а сама на переменках целуется (и не только целуется) с директором школы, запершись в его служебном кабинете. А у директора трое детей. И вся школа, включая младшие классы, знает о том, чем занимаются завучиха и директор в закрытом изнутри кабинете. Не слишком ли часто мы меряем поступки других по гамбургскому счету, забывая предъявлять те же требования к себе?

Димичел обнял Катрин за плечи и примиряюще сказал, что таймешонок – первая добыча Ивана, и какой же настоящий парень, если он – настоящий, упускает ее, и что любому рыбаку-спортсмену нужно пройти определенный путь, чтобы научиться отпускать пойманную рыбу назад, в реку. Сегодня Иван только встал на правильный рыбацкий путь. Ты нам поджарь, пожалуйста, его добычу, сейчас мы будем ужинать.

Они сели у костра, и ночь еще не накрыла Большой каньон, но наступал тот вечерний предел, когда сиреневые сумерки уже крадутся на косу из близких распадков, а над ручьями слегка парит. Приходит первый туман наступающей ночи. Молочный и слоистый, он наползает на реку, устилает галечник тонкими пластами, и камни блестят от вечерней росы. Дневная жара спала, быстро становится прохладно, поэтому самое время сменить сапоги-болотники, в которые набралось воды в переходах через бурные перекаты, на сухие горные ботинки и надеть свитер, и, близко придвинувшись к пламени костра, держать в руках кружку горячего чая. Уже переделаны все дела походного дня, палатки поставлены, и на ночь заготовлены дрова, и по красной полоске заката, появившейся на стыке скальных вершин и вечернего неба цвета густой синевы, становится ясно, что дождя не будет, но ночью возможен заморозок. Пахнет цветущей черемухой – в здешних местах она зацветает поздно, и горьковатый запах дыма костра мешается с черемуховым. Еще пахнет резиной – лодка, за день нагревшаяся на солнце, слегка сдула свои круглые бока-баллоны, и ты понимаешь, что завтра с утра сядешь в лодку и уплывешь отсюда… Может быть, навсегда. Но ты уже никогда не забудешь заката, костра, запаха черемухи.

Они сидели за походным столиком на раздвижных ножках, и поджаренный таймень был действительно вкусным, Катрин с Иваном выпили чилийского вина. Было забавно слушать, как раскрасневшийся от своей первой рыбацкой удачи Иван еще и еще раз рассказывает, как он проводил рыбину вдоль берега и как она металась в улове, теряя свободу, а он переживал свой инстинктивный рывок, с помощью которого выкинул добычу из реки. А ведь таймень мог и оборваться.

Катрин были понятны переживания Ивана, поскольку она, выросшая на берегах лимана, сама была удачливым рыбаком и по количеству взятых из реки тайменей могла сравниться с великим и ужасным рыбаком Минигулом.

Иван не